- У меня есть еще третий вариант для вас, Обвинитель, а именно – преднамеренное убийство. И давайте прекратим гадать на кофейной гуще. Возьмите за основу именно убийство. Суда Высшего Совета ждут другие люди, возможно, обвиненные напрасно… Чем меньше они будут ждать, тем лучше для их здоровья.
- Господин Советник, версия обвинения остается прежней. Также вынужден заявить Высшему Совету, что обвиняемый ведет себя без должного уважения к суду.
Советник досадливо взмахивает рукой и встает с места.
- Запишите это, господин Секретарь… Есть ли у кого-то из присутствующих вопросы или дополнения к сведениям, полученным в ходе заседания? Нет… Высший Совет объявляет приватное совещание в составе господина Генерала, господина Эксперта, Психолога и меня. Для остальных участников заседания объявляется перерыв. По окончании приватного совещания вы вновь будете приглашены в зал к оглашению приговора…
Советник садится и собирает бумаги со стола перед собой. Люди выходят в коридор, где сразу же поднимается шум голосов. Генерал, Эксперт и Психолог о чем-то коротко совещаются, затем к ним присоединяется Советник и все четверо скрываются за дверью в противоположном конце зала. Остальные члены Высшего Совета собираются в кружок и вполголоса обсуждают какую-то фотографию, лежащую перед ними в папке, чуть позже к ним подходит Обвинитель, видимо, приглашая их куда-то. Когда и они покидают зал, один из охранников приносит стул для доктора Чикка. Кштфорс молча садится и кладет голову на скрещенные руки, опираясь о барьер. В зале вновь воцаряется тишина.
Мы тоже оказываемся в комнате, где за круглым столом разместились Советник, Генерал и Психолог. Эксперт осматривает дверь и окно, включает какой-то прибор на стене и тоже усаживается за стол. Хотя все принесли с собой материалы дела, никто больше не листает бумаг и папки небрежно брошены на столике у двери. Советник кладет правую руку на стол и постукивает пальцами по черной полированной поверхности. Он задумчив.
- Коллеги, ни для кого не секрет, что доктора нам терять нельзя, - говорит он, обводя взглядом лица остальных, - Почему он уперся в эту высшую меру, кто-нибудь может предположить? Я вообще ничего не могу понять в этом деле… Рассказывайте, Психолог!
Психолог удобнее располагается в кресле, откидывает пепельницу на подлокотнике и закуривает сигарету. Все это он делает не спеша.
- Когда вы решите избавиться от своих мерзких привычек, Психолог, я подарю вам здание под лабораторию… На Коническом Холме, - беззлобно говорит Эксперт, - Красивое место…
- Спасибо, господин Эксперт, там самый солнцепек! – в тон ему отвечает Психолог, - Господа, дело действительно непростое. После лечения в Госпитале ВКС мы перевезли Кштфорса в наш Институт, где он и содержался до настоящего времени. Работать с ним оказалось крайне сложно, главным образом потому, что он знал, что с ним делают и зачем. После эпизода нападения на лаборанта и суицидальной попытки пришлось постоянно держать его под действием легких транквилизирующих средств… Реактивная психастения, господин Эксперт! Это необычайно сильный человек, психологическая реакция на аварию продолжалась не более месяца… После этого его можно было признать здоровым, это же демонстрировали и тестовые кривые. Но нам нужна была информация. Так вот, господа. Он практически не подвержен обычному гипнозу, нарко- и электрогипноз также малоэффективны. Смеется, плачет, кричит, но об аварии высказывается лишь отрывочно. Комплексы «Торнадо» и «Гарпун», как известно, конструировал он сам в составе группы ученых. Под действием препаратов он был подвергнут тестам на этом оборудовании. Выяснилось следующее. Они о чем-то долго разговаривали с Церссой в тот вечер, разговор был спокойный, тема какая-то простая, типа бытовой. Но Кштфорс параллельно что-то напряженно обдумывал, производя в уме логические расчеты. Он внимательно наблюдал за ассистенткой, словно ждал от нее чего-то. Затем это «что-то» произошло и разговор с ассистенткой прекратился, но удивления или страха у доктора не возникло, он явно был готов к такому повороту событий. Затем следует период, когда напряженность работы мысли быстро возрастала, оценка воспринимаемой информации производилась в соответствии с каким-то планом, но разброс ожидаемых вариантов очень невелик, это говорит о том, что Чикк Кштфорс взаимодействовал в тот момент не с человеком, а с аппаратурой. Ни страха, ни острого переживания ситуации опять же не выявлено. Очевидно, эксперимент начался. Обращает на себя внимание то, что, хотя он уже не общался с ассистенткой, однако видел ее и думал о ней, но не ждал от Церссы никаких слов или действий.
- То есть, Церсса в момент начала эксперимента находилась в лаборатории, но не участвовала непосредственно в работе? – спрашивает Генерал.
- Именно так. Самое важное здесь то, что если в одном помещении с нами находится человек, часть нашего восприятия настраивается на него. Мы сознательно или подсознательно ждем от него каких-то реакций. Когда мы одни, мы чувствуем себя совершенно по-другому. Дело в том, что в этот момент доктор вел себя так же, как если бы находился в одиночестве.
- Он был один, хотя видел Церссу в лаборатории? Я не понимаю вас, Психолог. Что это может означать? – качает головой Советник.
Психолог неторопливо выпускает дым вверх и откидывается в кресле.
- Если мы видим человека, но не ждем с его стороны слов или действий, значит, мы уверены в том, что этот человек не способен ни на то, ни на другое. Либо этот человек мертв, либо в бессознательном состоянии…